Тексты песен   >   Р > Рома Талалуев > Не бойся, милая, это как смерть из телека

Рома Талалуев - Не бойся, милая, это как смерть из телека - текст песни, слова, перевод, видео

Исполнитель: Рома Талалуев

Название песни: Не бойся, милая, это как смерть из телека

Дата добавления: 20.01.2024 | 20:52:15

Просмотров: 2

0 - текст верный

0 - текст неверный

Ознакомьтесь с текстом песни Рома Талалуев - Не бойся, милая, это как смерть из телека

Не бойся, милый, это как смерть из телека, воскреснешь, вылезешь где-нибудь через век, ведь это даже не вирус, а так, истерика, суббота-утречко, надо уже трезветь. Пора идти, в пакете в дорогу бутеры, расческа, зеркало - господи, это кто?.. На улице не морозно, но мерзко - будто бы хмельное небо вырвало на пальто. Ну что ж, спокойно, с толком, поднявши голову, на остановку, правильно, не спеши, так хорошо - не видно ни сердца голого, ни розовой недомучившейся души.
Don’t be afraid, dear, it’s like death on TV, you’ll be resurrected, you’ll come out somewhere in a century, because it’s not even a virus, it’s just hysterical, it’s Saturday morning, you need to sober up already. It's time to go, in the bag for the road there are sandwiches, a comb, a mirror - God, who is this? Well, calmly, sensibly, raising your head, stop, that’s right, don’t rush, it’s so good - you can’t see either a naked heart or a pink, unsuffering soul.
Вот так проходят эти, почти-осенние, почти совсем живые пустые дни, которые начинаются воскресением, кончаясь так, как тысячи дней до них, их не удержишь в пальцах - уж больно скользкие, бездарная беззастенчивая пора, ты приезжаешь вечером на Московскую, а уезжаешь с Автово и вчера. Друзья живут, хоть плохо, но как-то маются, а ты чем хуже, тоже себя ищи, один качает мышцы и занимается, другая, вот, влюбляет в себя мужчин. Пойди помой посуду - работа та еще, отправься в лес, проспаться, пожрать, поржать. А ты стоишь зубами за мир хватаешься и думаешь, что он будет тебя держать.
This is how these almost autumn, almost completely alive empty days pass, which begin with resurrection, ending as thousands of days before them, you can’t hold them in your fingers - they are too slippery, a mediocre shameless time, you arrive in the evening at Moskovskaya, and leave from Avtovo and yesterday. Friends live, even if it’s bad, but somehow they suffer, and the worse you are, look for yourself too, one pumps up his muscles and works out, the other, now, makes men fall in love with her. Go wash the dishes - that’s a lot of work, go to the forest, sleep it off, eat, laugh. And you stand with your teeth, grab the world and think that it will hold you.
Ты думаешь, ты такой вот один-единственный, такой вот медноногий смешной колосс, который хочет нырнуть в ее очи льдистые и спрятаться в рыжем танце ее волос. Что ты один молчишь ей срывным дыханием и молишься нецелованному лицу, что ты готов сгореть за ее порхание, за голоса крышесносую хрипотцу. Она ведь вечно вместе, всегда при свите и она ведь пробежит по твоей золе. И самый ужас в том, что она действительно прекрасней всего прекрасного на земле.
You think that you are the only one, such a copper-legged funny colossus who wants to dive into her icy eyes and hide in the red dance of her hair. That you alone are silent to her with ragged breathing and pray to the unkissed face, that you are ready to burn for her fluttering, for her breathtaking hoarseness. She is always together, always with her retinue, and she will run through your ashes. And the worst thing is that she is truly more beautiful than anything beautiful on earth.
И что тебе расскажешь - посуда вымыта, за окнами злые темные пять утра, не вытянута, не вымотана, не вынута из рыхлого измочаленного нутра та нитка, нерв из зуба, живая, чуткая, свернувшаяся в горячий больной клубок, которую те, кто верят хоть на чуть-чуть в нее смущенно в своих записках зовут "любовь". Который раз - и мимо, а нитка тянется, и трется о бессмысленные слова, вот так ее когда-нибудь не останется - и чем тогда прикажешь существовать? Потом-потом-потом, а пока всё пенится, барахтается у боли своей в плену, не трогай, пусть подсохнет, еще успеется проверить, дернуть заново за струну. И ты опять расплачешься, раскровавишь всё, почувствуешь, как оно там внутри дрожит.
And what can I tell you - the dishes are washed, it’s an angry dark five in the morning outside the windows, that thread, the nerve from the tooth, alive, sensitive, curled up in a hot, sick ball, which those who believe For a little while, they shyly call her “love” in her notes. How many times - and past, and the thread stretches and rubs against meaningless words, and so someday it will not remain - and then what will you order to exist? Then, then, then, and while everything is foaming, floundering in its pain in captivity, don’t touch it, let it dry out, still have time to check it, pull the string again. And you will cry again, you will bleed everything, you will feel how it trembles inside.
А вот сейчас ты выпрямишься. Расправишься. Войдешь в автобус. Встанешь. И станешь жить.
But now you will straighten up. You'll straighten out. You will get on the bus. You will get up. And you will begin to live.