Вертинский - Над розовым морем сл.-Г.Иванов - текст песни, слова, перевод, видео

Исполнитель: Вертинский

Название песни: Над розовым морем сл.-Г.Иванов

Дата добавления: 17.02.2022 | 14:10:03

0 - текст верный

0 - текст неверный

Ознакомьтесь с текстом песни Вертинский - Над розовым морем сл.-Г.Иванов

Слова Георгий Иванов, музыка Александр Вертинский

Words of George Ivanov, music Alexander Vertinsky

Над розовым морем вставала луна

Moon got over the pink sea

Во льду зеленела бутылка вина

In ice green bottle of wine

И томно кружились влюбленные пары

And languidly dizzy couples

Под жалобный рокот гавайской гитары.

Under the rack of the Hawaiian guitar.

- Послушай. О как это было давно,

- Listen. Oh how it was a long time ago

Такое же море и то же вино.

The same sea and the same wine.

Мне кажется будто и музыка та же

It seems to me that the music is the same

Послушай, послушай,- мне кажется даже.

Listen, listen, it seems to me even.

- Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой.

- No, you are mistaken, dear.

Мы жили тогда на планете другой

We lived on the other planet

И слишком устали и слишком стары

And too tired and too old

Для этого вальса и этой гитары.

For this Waltz and this guitar.

Из «Отплытие на остров Цитеру» 1937 года.

From the "sailing to the island of the Cite" 1937.

В эмиграции Иванов возглавил «парижскую ноту» — группу соратников, провозгласивших отход от любых иллюзий, поиск «последней» простоты для выражения в литературе вечных тем. Эти принципы выразились в сборниках «Розы» (1931), «Отплытие на остров Цитеру:» (1937), «Портрет без сходства» (1950).

In the emigration of Ivanov, the "Paris Note" was headed by a group of comrades, proclaimed the departure from any illusions, the search for the "last" simplicity for expression in the literature of eternal topics. These principles were expressed in the collections of Roses (1931), "sailing to the island of the Citerature:" (1937), "Portrait without similarity" (1950).

От поэзии Иванова зарубежных лет исходит некая «двойная» магия — предельной щемящей искренности в авторском самопостижении и дерзкой иронии над миром. Но обе эти стихии лирики, со временем постоянно углубляясь, так слились между собой, что породили трагическую мудрость, как бы лишенную конкретных чувств (обреченности, отчаяния или жажды развенчания сущего).

From the poetry of Ivanov's foreign years, a certain "double" magic is coming - marginal degrading sincerity in copyright self-sufficiency and bold irony over the world. But both of these elements of lyrics, over time, constantly deepening, so merged among themselves, that they gave rise to tragic wisdom, as if devoured by specific feelings (doomed, despair or thirst for extends of things).

В 1937 г. Иванов издаст «Отплытие на остров Цитеру», в которой отчаяние и одиночество уже берут верх безусловно (отчаяние нарастало все тридцатые годы). Прежде всего, автор расстается с милым образом России в стихотворении "Россия - счастие, Россия - свет".

In 1937, Ivanov published the "sailing to the island of the Citera", in which despair and loneliness already take the top certainly (despair raised all the thirties). First of all, the author breaks up with a pretty manner of Russia in the poem "Russia - happiness, Russia - Light."

Монотонный, бормочущий повтор «Снега, снега, снега» — это попытка заговорить, заклясть небытие, пустоту. «Снега» подобны смертному савану. Всё стихотворение — попытка назвать неназываемое — то, что когда-то имело имя «Россия».

The monotonous, muttering repetition of "snow, snow, snow" is an attempt to speak, swing without expectation, emptiness. "Snow" is similar to mortal Savan. All the poem is an attempt to call the exempted - the fact that once had the name "Russia".

В тот же год Иванов написал «Распад атома». Мир «Распада атома» — мир, в котором рухнули 3 опоры: умерла вера в Бога. Умерла Россия. Умерло искусство. Ницше когда-то с богоборческой отчаянной радостью и решимостью громко возвещал: «Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! <…> Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет благодаря этому деянию принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!» (82 год). Через 12 лет родился Иванов. Мир постепенно привыкал жить без Бога. Мировая война и революция в России убили веру в прогресс. «Серебряный век» обоготворил искусство и Красоту. Щедрую дань почитанию искусства как высшей ценности бытия отдал в юности и Георгий Иванов, вошедший в изящную словесность как младоакмеист. В 37 г., за год до издания «Распада атома» литературный критик Владимир Вейдле напечатал трактат, названный «Умирание искусства», он завершался словами: «Последняя отторженность от религии, от религиозного мышления, от укорененного в религии миросозерцания и миропостроения (заменяемого рассудочным мироразложением) не то что отдаляет искусство от церкви, делает его нерелигиозным, светским; она отнимает у него жизнь. Без видимой связи с религией искусство существовало долгие века. Но невидимая связь в эти века не прерывалась. <…> От смерти не выздоравливают. Искусство — не больной, ожидающий врача, а мертвый, чающий воскресения. Оно восстанет из гроба в сожигающем свете религиозного прозрения, или, отслужив по нем скорбную панихиду, нам придется его прах предать земле» (Вейдле В. Умирание искусства)

In the same year, Ivanov wrote an "decay of an atom." The world of "atom's decay" - the world in which 3 supports collapsed: Faith died in God. Russia died. Died art. Nietzsche once with a goggleless desperate joy and determined loudly announced: "God died! God will not resurrect! And we killed him! <...> I have never been committed more great, and who will be born after us, will be due to this act to belong to the history of the highest than the whole story! " (82 year). After 12 years, Ivanov was born. The world gradually got used to live without God. World War and Revolution in Russia killed faith in progress. "Silver Age" absorbed art and beauty. Generous tribute to honor the art as the highest value of Being gave in adolescence and Georgy Ivanov, who became elegant literature as a young-eyed. In 37, a year before the publication of the "collapse of the atom", the literary critic Vladimir Vadle printed the treatise, called "Dying Art", he completed with the words: "The last renewableness from religion, from religious thinking, from rooted in the Religion of Mirosozenia and world-building (replaced by rational peacefulness) is not what the art of the church gives, makes it non-religious, secular; She takes life away from him. Without a visible connection with religion, art existed long century. But the invisible connection in these centuries was not interrupted. <...> Do not recover from death. Art is not a patient, a waiting physician, and the dead, who has a resurrection. It will rise from the coffin in the coating light of religious insight, or, after serving a sorrowful memorial service, we will have to betray his dust "(Vadle V. Dyrania art)

После Первой мировой войны, исчезновения старой России, вместе с ослаблением православия и вообще христианства, искусства (будь то музыка реальная или музыка в блоковском смысле) умирают, ибо их уже ничто не питает.

After the First World War, the disappearance of old Russia, together with the weakening of Orthodoxy and in general Christianity, art (whether the music is real or music in the block meaning) die, for their no longer nourishes.

Такое восприятие жизни (понимание объективного трагизма существования) у многих эмигрантов.

Such perception of life (understanding of the objective tragedy of existence) in many emigrants.

При всём негативе позднее творчество очень философское, с проблесками, в которых все опровергаемые ценности утверждаются:

With all the negative, the creativity is very philosophical, with glimpses, in which all denied values are argued:

"Даже больше того. И совсем я не здесь,

"Even more than one. And at all, I'm not here,

Не на юге, а в северной царской столице.

Not in the south, but in the Northern Tsarist capital.

Там остался я жить. Настоящий. Я - весь.

I stayed there. Real. I am all.

Эмигрантская быль мне всего только снится --

Emigrant Father I just dream -