Викентий Вересаев - Болезнь Марины - текст песни, слова, перевод, видео

radiomayak.ru/shows/episode/id/1529921

az.lib.ru/w/weresaew_w_w/text_0210.shtml

10:55

С этой поры стало с Мариною твориться странное. Сидит у себя в комнате, готовится к зачёту по геологии или читает "Спутник агитатора". За стеною шамкающим плачем заливается грудной ребёнок. Соседка Алевтина Петровна недавно родила, и ребёнок очень беспокойный, непрерывно плачет. Марина перестанет читать и долго слушает, задумавшись. Вот она прижала грудью руку к краю стола, почувствовала свою грудь и ощутила: не нужно ей, чтобы грудь её ласкали мужские руки, целовали мужские губы. Одного хотелось. Страстно хотелось держать на руках маленькое тельце и чтобы крохотные губки сосали её. И всё, что раньше к себе тянуло, что было так разжигающе сладко, теперь представлялось грязным и тяжёлым.

Марина разожгла в кухне примус, поставила чайник. Вошёл в кухню гражданин Севрюгин, совторгслужащий, муж Алевтины Петровны. Он сказал извиняющимся голосом:

- Очень наш младенец орёт, просто сладу с ним нету. А вам учиться надо. Мешает он вам?

Марина поглядела на него, помолчала и вдруг ответила:

- Мешает. Очень завидно. И быстро ушла из кухни.

Однажды после обеда в комнату Марины постучалась Алевтина Петровна и сконфуженно сказала:

- Мне так совестно вас просить. Сейчас только вспомнила, - нынче последний срок талону на масло, нужно бежать в лавку, очередь длинная... У вас через стенку всё слышно: если заплачет мой мальчишка, загляните, что с ним. Вы уж простите. Такая забота с этими ребятами, просто беда.

Ребёнок уже плакал за стеною. Марина отложила учебник геологии и оживлённо встала.

- Я сейчас пойду. Мне будет приятно. И не торопитесь.

Пришли в соседнюю комнату. Алевтина Петровна сказала:

- Уж вы меня простите. Буду нахальной до конца. В кухне на керосинке греется вода, хотела ему сегодня ванночку сделать. Приглядите уже и за водой.

- Да хорошо, хорошо, всё сделаю. Идите.

- Вот спасибо вам. Если мокрый будет, вон пелёнка чистая висит на спинке. И ушла, благодарно улыбаясь.

Ребёнок плакал в кроватке. Марина взяла его на руки, стала носить по комнате. Утешающе мычала:

- Ну, не плачь!

Прижималась губами к атласистой коже выпуклого лобика. Ребёнок перестал плакать, но не спал. Марина хотела положить его в кроватку и взяться за учебник. Однако всё глядела на ребёнка, не могла оторваться, притрагивалась губами к золотистым волосикам на виске, тонким и редким. Щёлкала перед ним пальцами, старалась вызвать улыбку...

Безобразие! На душе - огромный курс геологии, а она в куклы, что ли, собралась играть? Положила ребёнка в кроватку, села к столу, раскрыла учебник. Но мальчик опять заплакал. Марина пощупала под пелёнкой: мокрый. Обрадовалась тайно, что нужно опять им заняться. Распеленала, с излишнею от непривычки бережностью переложила его в чистую пелёнку, хотела запеленать. И залюбовалась. В крохотной тонкой рубашонке, доходившей только до половины живота, он медленно сучил пухлыми ножками, сосредоточенно мычал и совал в рот крепко сжатый кулак. Глупые слёзы тоски и беспредметной обиды задрожали в груди. Марина закусила губу, плечи её задёргались. Остро, остро, почти чувственно милы ей были эти полные ручки с ямками на локтях, у запястий перетянутые глубокими складками, и всё это маленькое прелестное тельце. Как будто глаза какието у ней раскрылись: что-то особенное было перед нею, необычайное и несравненно милое.

Марина за весь час так и не притронулась к учебнику. Пришла Алевтина Петровна, опять стала извиняться и рассыпаться в благодарностях. Марина спросила:

- Вы сейчас будете купать мальчика?

- Да.

- Позвольте посмотреть?

- Пожалуйста! Конечно!

Из оцинкованного корыта шёл тёплый пар. Алевтина Петровна раскладывала на столике мыло, кокосовую мочалу, коробочку с присыпкой. Распеленали ребёнка. Стали мерить градусником воду. Голый мальчишка лежал поперёк кровати, дёргал ногами и заливался старчески-шамкающим плачем. Мать, с засученными рукавами, подняла его, голенького, положила над корытом так, что всё тельце лежало на её белой мягкой ладони, и погрузила в воду. Ребёнок сразу перестал плакать, широко раскрыл глаза и испустил удивлённый звук: "О!"

Свет электрической лампы под зелёным абажуром падал сверху. Мальчик медленно двигал ногами в сверкавшей зелёными отсветами воде и пристально глядел в потолок. Мать хотела начать мылить ему голову, но тоже заметила взгляд и остановилась. И улыбнулась.

- Ишь, как смотрит!

Большими, вглядывающимися глазами мальчик уставился вверх, как будто что-то было перед ним, что он только один видел, а кругом никто не видел. Стало тихо. Он глядел не мигая, серьёзно и настороженно. И как будто припоминал. Припоминал что-то далёкое-далёкое, древнее, что было с ним тогда, когда земля была такая же молодая, как он теперь. И как будто чувствовал, как плещется над его головою и вокруг нeгo беспредельный океан жизни, в котором он был маленькой, но родной капелькой.

И ещё раз он испустил свой удивлённый звук; "О!", и всё продолжал смотреть вверх.