Босиком прожигая жизнь на московском краю земли,
Bosom burning life on the Moscow region of the land,
Понимаю, что я не Бруно, но какого хрена сожгли,
I understand that I am not Bruno, but what the hell they burned,
Даже если этот огонь очищает всё, кроме мышцы счастья?
Even if this fire cleans everything except the muscle of happiness?
Мир окутал нас, как сашими – соевый сок. Я смотрю на твои запястья.
The world enveloped us, like sashimi - soy juice. I look at your wrists.
Мир окутал нас. Я в который раз любуюсь твоей улыбкой.
The world enveloped us. I admire your smile once again.
Я хочу запомнить лицо. Мир – кольцо. Мы ободраны словно липки.
I want to remember my face. The world is a ring. We are torn off like sticking.
Я в который раз храбрюсь, понимая, что мы посеем,
I will be brave once again, realizing that we will sow
Набираю воздуха в грудь и вхожу в бассейн Моисеем.
I collect air in the chest and enter the pool by Moses.
Подо мной вода, в ней плывут бычки и молекулы вечной жизни,
Water under me, gobies and molecules of eternal life float in it,
Ни одно ядро не пошевелится, пока нейтрон на горе не свистнет.
Not a single core will move until the neutron whistles on the mountain.
Второй год подряд мне нечего сказать, кроме того, что я нем как рыба,
For the second year in a row I have nothing to say, except that I am like a fish,
И в моих мозгах больше фосфора, чем сумела представить ты бы.
And in my brains there is more phosphorus than you could imagine.
По пиджачной струе воды я спускаюсь в рукав форелью
On the jacket stream of water, I go down into the sleeve trout
На колени к тебе. Чешуя моя пахнет теперь акварелью,
To your knees to you. My scales smells now with watercolors,
И теперь можно меня почистить или раздеть до морковки.
And now you can clean me or undress to carrots.
Нарисуй меня так, чтобы я плыл в ухе и висел в Третьяковке.
Draw me so that I sail in my ear and hung in the Tretyakov Gallery.
Если все мы корм по Гамлету, то хотелось бы краем глаза
If we all feed on a Hamlet, then I would like to go out of the corner of my eye
Поглядеть на повара. Ночь закалывает ягнёнка, и отливают стразы
Look at the cooks. The night is injected by the lamb and cast rhinestones
На сосках луны. В животе серебрится бриз. Рыбак достаёт нунчаки,
On the nipples of the moon. A breeze is silver in the stomach. The fisherman takes out nunchaki,
У плотвы и окуня сломаны ребра в драке,
At roach and perch, the ribs are broken in a fight,
В нижней губе шальной крючок и под жабрами гематома,
In the lower lip of a crazy hook and under the gear gear,
И икра на дне бархатным языком щёлкает и вопрошает «кто мы».
And the caviar at the bottom clicks and asks "who we are."
Ты целуешь меня. По радио передают погоду.
You kiss me. On the radio is transferred to the weather.
Я стою на твоём берегу и смотрю, как отходят воды.
I stand on your shore and watch how the waters depart.
Потому что сердечная мышца на ощупь – войлок,
Because the heart muscle to the touch is felt,
Опущенный Зевс в прикиде быка жует винегрет у стойла,
In the output of the bull, the omitted Zeus is a vinaigrette at the stall,
Понимая затылочной долей, что легче украсть Европу,
Understanding the occipital share that it is easier to steal Europe,
Чем украсть тебя или на рублёвке ждать автостопа.
How to steal you or wait for a hitchhiking on a ruble.
Но мы идём с тобой как библейские экстрасенсы по водной глади,
But we go with you as biblical psychics on the water surface,
Я с распятием Высоцкого, ты с иконкой Марины Влади,
I am with the crucifix of Vysotsky, you are with the icon of Marina Vladi,
На нас смотрят взрослые, дети и даже звери,
Adults, children and even animals look at us,
Ты смеёшься и что-то мне шепчешь в январский череп.
You laugh and whisper something to me in the January skull.
Из чилл-аута в сени выносят святых. И чем дальше, тем невыносимей
Saints are taken out of Chil-out to the canopy. And the farther, the unbearable
Это чувство. В нём что-то есть от любви, и что-то от Хиросимы.
This feeling. There is something in it from love, and something from Hiroshima.
Серебристая ветошь дорожки пробита локтём и укутана солнечной ватой,
Silver rags are pierced with an elbow and wrapped in sunny cotton,
Я плыву второй километр и пытаюсь понять, в чём мы виноваты.
I float the second kilometer and try to understand what we are to blame for.
Я обгоняю мастера спорта и не понимаю – за что эти муки –
I overtake masters of sports and do not understand - why these torments -
Нажимая на кнопки искусства, приводить в движение рычаги науки.
By pressing the art buttons, set in motion levers of science.
И виною всему гормон – вон он, сука, ползёт к аноду,
And the Hormone with the Blind - he, the bitch, crawls to the anode,
Это не сон, это химия нашей жизни теребит небесные своды.
This is not a dream, it is chemistry of our lives fingering heavenly arches.
Я замороченный русский лесник, и в друзьях у меня барсуки да жабы,
I am a confused Russian forester, and in my friends I have badgers and toads,
Ты красивая добрая мать. И дети твои, повзрослев, уйдут в прорабы
You are a beautiful kind mother. And your children, having matured, will go into the foremen
Или в цезари, но не дай Бог им уйти в эзопы.
Or in Caesar, but God forbid them to go to the Aesopes.
На бульон бассейновых вод с неба падает лист укропа.
A leaf of dill falls into the basin water broth from the sky.
Парк культуры небрит. Жизнь горит. Мир взъерошен, как чёлка чёрта.
The Park of Culture Nebrates. Life is on. The world is tousled, like a hell.
Фауст ищет патрон, в глазах у него переменный ток и во рту реторта.
Faust is looking for a cartridge, in his eyes he has alternating current and retort's mouth.
Что набросать не успеет зима, то потом дорисует морфий.
What winter will not have time to sketch, then morphine will then draw.
Я люблю тебя, жизнь, и ещё эту девочку в красном гольфе.
I love you, life, and this girl in red golf.
От меня до тебя – тыща лет, как от суржика до иврита,
From me to you - a thousand years, like a surzhik to Hebrew,
Я построю свою Time Machine, чтоб увидеть тебя в роли мадонны Литты,
I will build my Time Machine to see you in the role of Madonna Litta,
И как розовым поплавком твоя грудь ныряет в мою ладонь,
And as a pink float, your chest dives into my palm,
Кто хорошо искал Прометея, тот давно получил огонь.
Whoever was looking for Prometheus well received fire for a long time.
Я хочу увидеть, как ты соблазняешь Лондон средних веков,
I want to see how you seduce London of the Middle Ages,
Или древний Константинополь. Я хочу увидеть запах твоих духов,
Or ancient Constantinople. I want to see the smell of your spirits
Дым твоего костра между ног. Благодарной спичкой
The smoke of your fire between the legs. Grateful match
Ощущаю себя, и сгоревшую серу прячу на нычку.
I feel myself, and hide the burned sulfur on a nucleus.
Пусть потомки утрут слюну. Что мне рассказать о тебе им?
Let the descendants stop saliva. What should I tell them about you?
Как ты была маленькой пчёлкой, а я жуком-скарабеем,
How you were a small bee, and I will be a bug-gazebo,
Ты приносила мне мёд во рту и просила бросить курить,
You brought me honey in my mouth and asked to quit smoking,
Я сэмплировал жизнь как песню, и мне было о чём говорить
I saved my life as a song, and I had something to talk about
С тобою. Над нами дмитровский сквер, херсонский кабак, вифлеемский дом.
With you. Above us the Dmitrovsky square, Kherson tavern, Bethlehem house.
Город больше скажет о человеке, чем человек о нём.
The city will say more about a person than a person about him.
Только лень да весёлый склероз как в печи заслонка.
Only laziness and cheerful sclerosis as in the oven of the damper.
Да, и чуть не забыл, - мы же оба хотели ребёнка.
Yes, and almost forgot - we both wanted a child.
Владимир Ткаченко - Единственной
Владимир Ткаченко - Бути там, де ти
Владимир Ткаченко - Я пою
Все тексты Владимир Ткаченко >>>