Раз-два-три, ветер изменится - Глава 10 отрывок 2 - текст песни, слова, перевод, видео

Исполнитель: Раз-два-три, ветер изменится

Название песни: Глава 10 отрывок 2

Дата добавления: 30.10.2022 | 23:14:10

0 - текст верный

0 - текст неверный

Ознакомьтесь с текстом песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 10 отрывок 2

От него пахнет кедром и лаймом – я утыкаюсь носом в его шею, и какое-то время мы просто стоим рядом, пока я вожу руками по его спине, надеясь, что могу пробраться ладонями под его одежду и вжаться в него еще сильнее. Он дотрагивается ртом до мочки моего уха и, чуть прикусив зубами, сжимает между губ, пока я старательно глажу его затылок и рвано дышу под его пальто.

It smells of a cedar and lime from him-I get my nose in his neck, and for some time we just stand next to me, while I drive my hands on his back, hoping that I can make my hands under his clothes and squeeze into him even more. He touches his mouth to the earlobe of my ear and, biting his teeth a little, squeezes between his lips, while I carefully stroke his back of his head and tearfully breathe under his coat.

Наверное, я все знал уже в тот вечер, когда, вытянувшись перед ним, целовал его в подбородок, и, зажмурившись, подставлял лицо под ладонь в перчатке, чтобы поймать его прикосновение; может, именно поэтому я так боялся открыть глаза, может, именно поэтому я так боялся сдвинуться с места: мне слишком хотелось, чтобы все продолжалось.

Probably, I knew everything that evening, when, stretching out in front of him, kissed him in his chin, and, squinting, put his face under his palm in his glove to catch his touch; Maybe that’s why I was so afraid to open my eyes, maybe that is why I was so afraid to budge: I really wanted everything to continue.

От него пахнет кедром, лаймом и каким-то странным металлическим запахом, напоминающим то ли растворитель, то ли ацетон – я целую его в шею и слушаю, как он тихо говорит мне на ухо: «Пойдем ко мне домой, я приготовил ужин». Я киваю и остаюсь на месте: можно, мы никуда не пойдем, останемся здесь, можно, весь мир вокруг перестанет существовать, и останемся только мы; только мы и неярко освещение, только мы и облака пара изо рта, только мы.

It smells of a cedar, lime and some strange metal smell, reminiscent of either a solvent or acetone-I kiss him in the neck and listen to him quietly in my ear: "Let's go to my house, I prepared dinner." I nod and stay in place: you can, we won’t go anywhere, we will stay here, you can, the whole world around will cease to exist, and only we will remain; Only we are non -core lighting, only we and the clouds of the couple from the mouth, only we.

И эта минута, пока мы, разъединив объятья, стояли друг напротив друга, я смотрел, как он втягивал носом воздух и выпускал его через рот, разминал замерзшие пальцы и поправлял шарф: эта минута запомнилась мне особенно четко, потому что мне отчетливо показалось, что мое предназначение в мире – быть рядом с ним и смотреть на него.

And this minute, while we, disconnecting the arms, stood opposite each other, I watched how he pulled the air and let it out through his mouth, kneaded frozen fingers and corrected the scarf: this minute was especially clear to me, because it clearly seemed to me that it seemed to me that My purpose in the world is to be with him and look at him.

Молчать и смотреть на него.

Silence and look at him.

В школе на Рождество всегда ставили эти дурацкие спектакли, основной целью которых было показать родителям, что их дети способны не только бить посуду и приносить плохие оценки, но еще и краснеть на сцене и заикаться, произнося простые предложения. Мама была настолько тактична, что не пришла ни на одно из этих представлений цирка уродцев (есть еще вероятность, что ей было слишком лень отрываться от праздничных выпусков Опры, но я стараюсь поддерживать образ матери в более ли менее аккуратном состоянии, не пачкая ее лишними домыслами). После того, как дети, в наскоро сшитых костюмах, неслышно бурчали на сцене свои слова, все расходились по классам, где получали первые подарки: шерстяные носки с расплывшимися остролистами, помятые шоколадки, потертые колокольчики. А я брел домой (снег сыплет за шиворот, как жесткое конфетти, и ботинки утопают в снегу) и надеялся, что на этот раз мама подарит и мне что-нибудь, кроме оплеухи. Мне было двенадцать: я пришел домой – темно, только свет от телевизора, поднялся к себе в комнату, а там лежал свитер с оленями. Несуразный, поношенный, от него пахло сигаретами, а я сел рядом, прижал его к себе и почему-то почувствовал себя счастливым.

At the school, at the Christmas, these stupid performances were always staged, the main purpose of which was to show parents that their children were able not only to beat the dishes and bring bad grades, but also to blush on stage and stutter, pronouncing simple sentences. Mom was so tactful that she did not come to any of these representations of the Circus of the Urgans (there is still a chance that she was too too lazy to break away from the holiday issues of OPRA, but I try to maintain the image of her mother in a less accurate state, without smoking her unnecessary speculations ). After the children, in hastily sewn costumes, inaudibly muttered their words on stage, everyone diverged into classes where they received the first gifts: woolen socks with blurry zoplyans, dented chocolates, worn bells. And I wandered home (snow poured behind the scruff, like a hard confetti, and the boots are buried in the snow) and hoped that this time my mother would give me something but a slap in the face. I was twelve: I came home - dark, only the light from the TV, went up to my room, and there was a sweater with deer. High-haired, well-worn, it smelled of cigarettes, and I sat next to him, pressed him to me and for some reason felt happy.

Это было так по-детски – чувствовать себя счастливым только потому, что кто-то вспомнил о твоем существовании, что кто-то побеспокоился о тебе – это было так нелепо, я знал об этом каждую секунду, пока вдыхал терпкий запах свитера и плакал в темноте. Это было так нелепо, но я ничего не мог поделать с ощущением, что я кому-то нужен и кто-то помнит, что я есть.

It was so childish-to feel happy only because someone remembered your existence that someone was worried about you-it was so ridiculous, I knew about it every second, while the tart smell of the sweater inhaled and cried in darkness. It was so ridiculous, but I could not do anything with the feeling that someone needed me and someone remembers that I am.

Свитер с оленями и запах Мальборо – вот и все мое детство.

A sweater with deer and the smell of Maltor - that's my childhood.

Он передал мне рождественскую звезду – большой цветок с крупными красными листьями – и сказал, что нам нужно пройтись, потому что останавливать такси бессмысленно: идти не далеко, а целоваться невозможно. И я улыбнулся, не зная, шутка это или нет, а он ушел на три шага вперед, и я, прижав горшок к груди, тащился за ним.

He handed me a Christmas star - a large flower with large red leaves - and said that we need to go, because it is pointless to stop the taxi: it is impossible to go far, but it is impossible to kiss. And I smiled, not knowing whether it was a joke or not, and he left three steps forward, and I, pressing the pot to his chest, dragged him after him.

Падал снег; вокруг было очень тихо, и он сказал:

Snow fell; Around it was very quiet, and he said:

- Я раньше очень не любил Новый год. Рождество. Праздники в целом.

- I did not like the New Year very much before. Christmas. Holidays in general.

- Почему? – он оборачивается ко мне и едва хмурит брови:

- Why? - He turns towards me and barely frowns his eyebrows:

- Не с кем было праздновать.

- There was no one to celebrate with.

Раз-два-три, ветер изменится - Глава 10 отрывок 3

Раз-два-три, ветер изменится - Глава 8 отрывок 5

Раз-два-три, ветер изменится - Глава 4 отрывок 5

Раз-два-три, ветер изменится - Глава 4 отрывок 2